Отель `У озера` - Анита Брукнер

Из-под своих густых лохм Кики взирал на хозяйку с бесконечным доверием. Кто я такая, чтобы встревать между ними, подумала Эдит.

— Во всяком случае, он красив, — сказала Моника, зажигая одну из своих неимоверно длинных сигарет. — Невилл то есть. Вы тоже неплохо смотритесь,

Эдит, когда за собой следите. Вы уж меня простите, но одеваетесь вы ужасно. Или не прощайте — это ваше дело. Нет, мистера Невилла можно рассматривать как ценный улов.

— Я не заметила, — честно призналась Эдит. Моника пристально на нее посмотрела:

— Детка, когда Невилл появился в отеле, у него на лбу было написано, чего он стоит.

— Моника, уж не хотите ли вы сказать, что влюбились в мистера Невилла? — спросила пораженная Эдит.

— О любви, по-моему, речи не было, — возразила Моника, помолчав.

— Тогда что…

— А, не важно… Нет, Эдит, я заплачу. Нет уж, позвольте мне. Все равно рассчитаюсь я.

Эдит потерла запотевшее стекло, увидела клубы серого тумана и почувствовала, что он начинает ее затягивать. В таких обстоятельствах и проявляется характер, подумала она. Но этот ее характер, которому она никогда не придавала большого значения, совсем недавно, может быть после размышлений минувшей ночи, начал хиреть на глазах, и единственным лекарством от недуга, как она знала, была работа. Раз помогало раньше, попеняла она себе, поможет и сейчас. К тому же я запаздываю с книгой. «Под гостящей луной» обещана Гарольду к Рождеству, а я вот уже три дня ни строчки не написала. Неудивительно, что я в подавленном настроении. Необходимо засесть за работу.

— Я, пожалуй, вернусь в отель, — сказала она Монике. — Нужно написать несколько писем. А вы чем займетесь?

— В такой день единственное занятие — сходить в парикмахерскую, привести себя в порядок. По полной программе. Проводите меня. Вы ведь не спешите?

Нет, она не спешила. И когда Моника взяла ее под руку, прикосновение тронуло ее и согрело. Они молча и медленно пошли вслед за песиком, который суматошно трусил по опавшей листве, под сырыми деревьями, преисполненные друг к дружке требовательного, но искреннего расположения — его как раз хватало на то, чтобы поддержать их перед лицом более горестных воспоминаний, непрошеных и несмягченных.

Женщины делятся грустью, подумала Эдит. А радостью предпочитают похваляться. Торжество, победа над неблагоприятными обстоятельствами требуют благодарных зрителей. И атмосфера нервозной суеты, подчас усугубляемая болтовней на сексуальные темы, — все это лишь для того, чтобы покрасоваться перед приятельницами. Никаким единением тут и не пахнет.

В мертвый час, между двумя и тремя, когда благоразумные люди устраиваются отдохнуть задрав ноги или вздремнуть, Эдит и Моника шли берегом озера под уснувшими деревьями. День, казалось, тянется бесконечно, но ни та ни другая не желали наступления вечера. Каждая на свой лад считала, что этот долгий день один только и защищает их от дней худших, ибо опасности, которыми для обеих было чревато будущее, до сих пор служили им лишь поводом поиронизировать, посмеяться, а то и позабавиться. Но те, кто вдохновил эту иронию или эту забаву, сейчас начинали обретать независимое и внушающее беспокойство существование, обнаруживать способность к своеволию и своенравию, каковые таили некую глубоко скрытую неясную угрозу самому их запредельному бытию. Мы обе приехали сюда для того, чтобы вызволить других из неприятного положения, подумала Эдит; никто не принимал в расчет наших надежд и желаний. Однако о надеждах и желаниях следует заявлять, и заявлять в полный голос, если мы хотим поставить других перед необходимостью их замечать, не говоря уж об обязанности их воплощать в жизнь. И все же как странно, что некоторых женщин все время приходится ублажать и улещивать… Похоже, мне никогда не усвоить заповеди правильного поведения, подумала она, те заповеди, что девочки, как принято считать, впитывают с материнским молоком. Всему, чему я научилась, я научилась от отца. Подумай еще раз, Эдит. Ты неверно решила уравнение. В таких обстоятельствах и проявляется характер. Печальные наставления утраченной веры.

Они со вздохом повернулись и пошли тем же путем назад, в сторону городка и парикмахерской. На улицах было уныло и пусто, в эту дурную погоду большинство жителей благоразумно отсиживались в четырех стенах. Обогнув угол, они миновали книжную лавку. Эдит украдкой отстала, чтобы бросить взгляд на витрину, где скромно красовалось «Le Soleil de Minuit»[47]в бумажной обложке. Моя лучшая книга, подумала она. Но при мысли, что мне до конца дней предстоит снова и снова переписывать один и тот же сюжет, у меня стынет кровь.

— Эдит, — прошипела Моника, — не спешите. Эдит в удивлении подняла голову и увидела, как в конце квартала миссис Пьюси и Дженнифер под ручку покидают магазин перчаток. Через минуту следом вышел приказчик с тремя фирменными пакетами, роскошью рисунка и красотой не уступавшими своему содержимому. Приказчику показали па автомобиль, который, как Эдит и Моника заметили только теперь, плавно катил с другого конца улицы им навстречу. Он остановился, водитель вылез, пересек улицу, переговорил с миссис Пьюси, забрал пакеты и вернулся в машину. Миссис Пьюси, которой, судя по всему, покупки вернули и здоровье, и душевное равновесие, улыбалась и бодро кивала, хотя с такого расстояния Моника и Эдит не могли слышать, о чем она говорит. Повинуясь слепому инстинкту, они отступили в подъезд книжной лавки, надеясь, что их не успели заметить. Но вскоре поняли, что внимание миссис и мисс Пьюси было целиком поглощено одним из тех напряженных и увлекательных разговоров, до каких посторонние решительно не допускались. К этому открытию они пришли одновременно и обменялись взглядом, в котором облегчение и покорность судьбе были смешаны в равной пропорции.

— Значит, так, — сказала Моника. — Либо придется нам их нагнать, либо пройти мимо, либо тащиться за ними, чтобы потом свернуть.

— Вы собирались в парикмахерскую, — напомнила Эдит.

— Но это же и вам по пути? Если вы идете в отель, парикмахерской не миновать.

— В отель меня как-то не тянет, — сказала Эдит. Отель или то, что он собой представлял, отпугивал ее.

— В таком случае, — решила Моника, — давайте вернемся и пропустим еще по чашечке кофе.

И они пошли назад по серой булыжной улочке. К этому времени их дружеское взаиморасположение сменилось чем-то вроде отчужденности; каждая про себя жалела о впустую потраченном дне. Нужно было остаться в номере, думала Эдит; нужно было поработать над книгой. Когда я пишу, то хотя бы зарабатываю на жизнь. Эти бесконечные хождения бессмысленны. И бестолковы. Впрочем, это ведь всего один день, у меня нет никаких серьезных обязательств, я никого не подвожу. Нет, в самом деле, на свой лад это даже приятно, подумала она, с тяжелым сердцем вступая под своды «Хаффенеггера», где витали ароматы кофе с сахаром и воздух гудел от разговоров лощеных бесстрастных благонравных матрон, составлявших постоянную клиентуру кафе в этот час дня.